Михаил Маришин - Звоночек 2[СИ, закончено]

— Как знать, как знать, — я ещё раз обошёл вокруг кострища. — Странно как-то. Обломки не разлетелись, будто вот этими тросиками всё было связано, бензинчиком горелым попахивает. Уж не он ли в том бачке был?

— Может быть, мы ставили условие, чтобы всё было максимально близко к реальности, — нехотя признал Ефимов. — Ведь на настоящих самолётах есть бензобак? Вы вообще, на что намекаете? Что ГАУ специально подстроило так, чтобы сложилось впечатление, что мишени сбиты, даже если в них ни разу не попали?

— Я, в силу своей ведомственной принадлежности, товарищ комкор, намекать не могу, — сказал я как можно более холодно и спокойно, — я могу подозревать, расследовать и обвинять. Для первого увиденного мной более чем достаточно. Для второго и третьего нужно время и мой рапорт на имя наркома внудел.

— ГАУ к строительству мишеней непричастно! — Ефимов весь покраснел. — Повесить на нас всех собак не выйдет!

— Зато ГАУ причастно к организации стрельб! Боеприпасы потрачены, а результат, мягко говоря, сомнительный. Средства израсходованы впустую!

— Нельзя всё предвидеть заранее и сразу сделать идеально! Попробовали бы сами организовать эти испытания, посмотрел бы я на вас!

Наблюдавший за нашей с комкором перепалкой Сталин вдруг вмешался.

— А в словах товарища Ефимова есть рациональное зерно, — проговорил он и затянулся папиросой, сделав паузу, во время которой все буквально замерли. — Надо поручить контроль за изготовлением мишеней наркомату внутренних дел. Конкретно — товарищу Любимову. И организовать испытания повторно. Как считаете товарищи?

Товарищи посчитали, что Сталин прав. Вот те раз! Этой работы я себе не искал совсем! Как я буду "контролировать" то, в чём я ничего не понимаю? Это ж не просто самолётики настрогать, надо знать, отчего они сами по себе разваливаются!

— Товарищ Сталин, я боюсь, что не справлюсь, — сказал я честно. — В авиации, даже примитивной, я ничего не понимаю.

— Значит, найдите тех, кто понимает! — отрезал вождь. — Поехали обратно, машины, наверное, уже вытащили из грязи. Здесь делать нечего.

Молодая женщина с белоснежной кожей лица и ярко-голубыми глазами, красоту которых подчёркивали тонкие, соболиные брови сидела в кресле, свободно откинувшись на его высокую спинку, глядя на меня по-доброму, но слегка снисходительно. Её тёмная одежда прикрывала всё тело от лица до пят, оставляя незащищёнными только тонкие кисти рук и ступни, перевитые тонкими ремешками кожаных сандалий.

— А ты помолодела… Волос, наверное, и не поднять, — я протянул руку и ощутил прохладу тяжёлой, вьющейся, каштановой пряди, которая струилась до самого пола. Её подружки струились, переплетаясь, блестящим водопадом, скованным на голове золотым обручем, и складывалось впечатление, что их было гораздо больше, чем одежды.

Образ был настолько притягателен, что я просто не замечал ничего вокруг, а она просто смотрела на меня выжидательно. Кто? Мать? Сестра? Жена? В том, что она мне роднее всего на свете, сомнений нет. Я знал её всю жизнь. Кажется, м "на равных", но есть существенное отличие. Я — обычный. Она — нет.

— Час уже близок, — утвердительно сказал я то, что занимало мои мысли.

— Почему ты так решил? — вместо ожидаемого мной подтверждения спросила она.

— Он уже здесь.

— Так…

— И входит в силу.

— Так…

— Времени осталось совсем мало…

— Ты сомневаешься? — её мелодичный, глубокий голос был спокоен. Как всегда. Но сейчас от этого вопроса у меня по спине пробежали мурашки.

— Нет… — я покачал головой из стороны в сторону.

Она улыбнулась и, взяв правой рукой откуда-то со стороны чашу зелёного винограда, протянула её мне.

— На, вот, держи.

Я взял гроздь и, оторвав пару ягод, отправил в рот, явно ощутив их сладкий вкус. В это время, другая веточка, стронутая мной чуть в сторону, перевесила через край и упала на пол, раскатившись в стороны изумрудными шариками.

— Ну, что же ты? — сказала она с лёгким укором. Я протянул руку, чтобы подобрать потерю и… проснулся…

… Росистым утром одиннадцатого августа, по своему обыкновению "танцуя" с мечом, я раз за разом мысленно возвращался к приснившемуся накануне. Вообще, в такие моменты, когда я сжимал рукоять древнего клинка, мне думалось особенно хорошо и как-то по-другому, чем обычно. Несмотря на это, полностью понять смысл увиденного впервые за год, к тому же с четверга на пятницу, у меня никак не получалось. Тут могла бы помочь Полина, но я просто боялся ей рассказать, что по ночам мне снятся ДРУГИЕ, и притом красивые, женщины.

Очевидное я отбросил сразу. Понятно, что речь в разговоре шла о Гитлере и войне, но вот виноград… Мне преподнесён некий дар, а я воспользовался лишь частью его, да ещё и что-то умудрился потерять? Выходит, я не полностью использую свои возможности? Или их упускаю? И это в то время, когда я, буквально, кручусь как белка в колесе, да ещё и набираю "заказы" времени на которые в моём графике вообще не предусмотрено? Главморяк Кожанов и так смотрит с немым укором, мол, обещал моторы, а сам за что попало хватается.

Дел невпроворот. По срокам на первом месте танки и, похоже, московского выпуска в этом году не будет. Нет, с инженерной точки зрения всё в порядке, испытания опытных экземпляров немного задерживаются, но только из-за того, что туда решили ставить новый, ещё более форсированный с учётом работы по двигателю 100-2Ч, 175-сильный мотор. Усиленный наддув через интеркулёр в этом варианте использован для сжигания большего количества топлива в каждом цикле и, как следствие, повышения мощности. По остальным новым агрегатам — трансмиссии и подвеске, работа уже завершена и остаётся только ждать результатов "пробежек".

А вот бронекорпуса… В Подольске нет станков для обработки башенных погонов большого диаметра, да и гнуть башенную броню с большим радиусом тоже не на чем. Но это не самое главное, вопрос этот я уже почти решил "раскулачиванием" завода "Можерез", а Гинзбург спроектировал "гранёную" клёпаную башню. В Москве не выпускается бронелист 15-мм толщины. Вернее, "Серп и Молот" только осваивает его выпуск и выдаёт 80 % брака, не смотря на помощь ижорцев. Броня получается кривая, лопается без видимых причин, порой уже "кондиционные" бронелисты, после раскроя трескаются и отправляются в переплавку. Трудно ждать иного, ведь только недавно с большим трудом был освоен выпуск 9-мм цементированного бронелиста и 30–40 % брака при его изготовлении считались приемлемыми.

А дальше всё как в присказке "не было гвоздя". На клёпаный корпус из 9-мм бронелиста нельзя ставить "универсальную" башню с 76-мм пушкой — не хватает прочности. Предложили военным ставить на танки, временно, 45-мм пушки из Подлипок и те, вроде, согласились. Но опять-таки! Пушек нет! Они все идут в Харьков на БТ! Да и туда не хватает. Траянов вышел с новым предложением — вообще отказаться, до освоения 15-мм листа, от башен и делать 9-мм корпуса с рубками, устанавливая туда обычные дивизионные орудия образца 1902/30, или гаубицы 1910/30, или какие-то 152-миллиметровые мортиры. В общем, под давлением обстоятельств, заняться самоходной артиллерией. УММ РККА, в целях освоения производства шасси, одобрило товарища Траянова и сейчас, первая самоходка находилась на сборке, отличаясь от Т-26 установкой двигателя в средней части корпуса и смещённым в корму боевым отделением. Орудие на этой машине устанавливалось на верхнем поворотном станке в центре корпуса на поперечной балке, практически над мотором, который монтировался и обслуживался через боевое отделение. Такое решение позволило разместить на машине приличный боезапас. Но проблемы танков это не решало!

Ещё более сложной была ситуация с реконструкцией завода, если с танком надо было просто "зарядить" специалистов на работу и, по большому счёту, от меня мало что зависело, то расширение ЗИЛа требовало неусыпного контроля и моего личного присутствия в самых разных местах. Фактически, я стал заместителем Рожкова по проталкиванию абсолютно всего. Станки, стройматериалы, рабочие? Товарищ Любимов летит на базы, склады, на вокзал, в порт и грозя всеми мыслимыми карами, а то и направляя рапорта в следственный отдел ЭКУ НКВД в отношении особо нерадивых, добивается исполнения заводских заказов в лучшем виде и в максимально короткие сроки. Приходится суетиться и, порой, находить то, чего в принципе найти невозможно. Так было, например, со сварщиками, которых я умыкнул с судостроительного в рамках "обратной шефской помощи". Всё равно, из-за дефицита металлопроката, там пока строили деревянные баржи. На металлическом каркасе, правда. Но его ведь можно и клепать? Пётр Милов, кстати, мог бы с удовольствием вспомнить начало своей трудовой деятельности, но его услали в командировку в Харьков, в сварочный комитет. Только там не сделали круглых глаз на запрос о сварочных головках и не устроили истерик по поводу сварки проволокой. Посмотрим, что он привезёт, когда вернётся. На всякий случай, я его ещё раз проинструктировал, буквально выпотрошив свой мозг, вспомнив и флюсы из доменного шлака "дровяных" печей и самостабилизацию дуги, заставил законспектировать всё, что касалось этой проблемы. Это кстати, был единственный случай, когда, хотя это и не касалось реконструкции напрямую, потребовалось моё послезнание. В общем, с такой работой мог бы справиться любой, достаточно мотивированный "представитель ЭКУ НКВД".